А я нашел вот такую статейку:
Властелин в кольце колец: горячий парень доктор Tolkien
О существовании гномов и эльфов люди подозревали еще за две тысячи лет до рождения Христа. В ХХ веке нашелся только один ученый, который смог представить документальные доказательства их существования. Друзья называли его доктор Ток. Сам себя он считал рыцарем Береном.
Он хотел быть отважным воином, сражаться с драконами, но судьбе было угодно распорядиться иначе: Бог сотворил его скучным говорливым профессором с дурацкой фамилией Толкиен…
Мало кому выпадает в жизни удача делать то, что нравится. Еще меньшему числу людей удается получать за это хорошие деньги.
Джону Роналду Рейелу Толкиену удалось и то, и другое.
Мужество этого человека граничит с подвигом Александра Матросова. Когда я первый раз прочел его «Властелина Колец», я подумал, что этот человек втайне владеет приемами самбо, запрещенными подсечками тхэквандо и мудреными пассами айкидо!
Я и представить не мог, что он даже не умеет «выражаться».
Когда у Толкиена спрашивали, почему он отказывается от заманчивого предложения стать почетным доктором литературы того или иного европейского университета, он отвечал: «Хочу быть человеком, а не действующим лицом».
Какое справедливое замечание. Интересно, что понадобилось Толкиену для того, чтобы на всю жизнь остаться человеком?
ГРУША ДЛЯ БИТЬЯ
Будущий «эльфийский рыцарь» родился в крохотном городке под названием Блумфонтейн в несуществующей ныне Оранжевой Республике. Как говорили про себя тамошние жители: «Нас занесло туда, куда и Адам не мочился». Сто лет назад это была самая окраина мира — юг африканского континента. Наверное, соседство с океаном оказывало сильное воздействие на мировоззрение тамошних переселенцев. Во всяком случае, крыша Толкиена съехала еще в детстве.
Повлияло ли это на то, что он стал сказочником? Конечно, да. Шум океана и загадочная речь коренных чернокожих жителей странным образом исказили память будущего профессора. Ему казалось, что он в детстве говорил на загадочном языке, который потом забыл. Пытаясь его вспомнить, он придумал язык эльфов…
Его жизнь можно сравнить с боксерской грушей, на которой Господь Бог отрабатывал свои хуки.
Сначала у Толкиена умер отец. Мальчику не исполнилось и пяти лет. Потом от тяжелой и продолжительной болезни скончалась мать. Джону шел 12-й год. Он и его младший брат Хилари оказались целиком во власти опекуна — священника Френсиса Моргана. Помните анекдот: «Чем отличается педофил от педагога? Тем, что первый действительно любит детей».
Так вот, отец Морган любил мальчиков. Но не был при этом ни педофилом, ни хорошим педагогом. Скорее всего он был пессимистом. Его любимой поговоркой была фраза: «Бог не насылает на нас второй потоп потому, что первый оказался бесполезен».
Пастор мастерски изображал любовь к неродным детям, а мальчики мастерски имитировали вежливость и послушание.
Джон вообще был пай-мальчиком. Он никогда ни с кем не спорил, не ввязывался в драки. Только не надо думать, что он был «христосиком» и всех прощал. Или мелким трусом. Что вы! Вспыльчивость и гнев были ему хорошо знакомы, но только в мечтах.
Ах, сколько раз он наказывал своих обидчиков! Сколько раз ставил их на колени и рубил им головы. Но только в фантазиях. Строительного материала для воздушных замков у него было предостаточно. Однако повторить то же самое в реальности было ему не под силу.
Было ли это слабостью характера? Вполне возможно. Он научился прятаться от жизни так хорошо, что «настоящая жизнь» в итоге спряталась от него. Обоих это устраивало.
ПОЖАР ПО ШКАЛЕ РИХТЕРА
Первая любовь — это всегда пожар, причины которого неизвестны даже пожарным. Опасна она только в том случае, если является последней. Как это ни прискорбно заметить, но у Толкиена первая и последняя любовь совпали.
Ее звали Эдит Брэтт. Она была незаконнорожденной дочерью обувного фабриканта, на три года старше Джона. Девушка снимала комнату в том же доме, что и братья-сироты Толкиен. Только этажом ниже. Ее лицо — нежный улыбчивый рот, небольшой вздернутый нос и огромные глаза цвета безоблачного неба над морем — стало первым видением вечности у созревающего Джона.
Неудивительно, что в его душе разгорелся пожар, потушить который оказались бессильны пожарные и священники. Толкиен вообразил себя Тристаном, а Эдит — Изольдой. Возможно, что слова «любовь до гроба» были несколько великоваты для тех чувств, которые оба испытывали на самом деле. Но влюбленные об этом не догадывались.
Как всегда, в «дело» вовремя вмешались взрослые. Однажды отцу Моргану донесли, что его воспитанника видели наедине с Эдит. Этого было достаточно, чтобы в душе священника, не доверявшего женщинам с момента первого причастия, заплясали бесы. Юноше было строжайше запрещено встречаться с «вульгарной» девицей. Джон безропотно повиновался. Трусость отдала в его честь салют.
Можно подумать, что ему не захотелось знакомиться с очаровательной Эдит поближе…
Может, и хотелось, да только нельзя было. Сложный механизм любви пришлось до поры до времени заменить более простым механизмом сублимации. А на свои желания надеть железный панцирь воздержания. Однако он не совсем отказался от женщин…
Толкиен мысленно нарисовал образ женщины, каких мало. И это оградило его от женщин, каких много…
К тому же это оказались дрова, которые не позволили потухнуть огню его слабого Эроса.
СВЯЗИСТ-ТЕРМИНАТОР
В ночь, когда Джону стукнул 21 год, то есть по британским законам он стал совершеннолетним, парень написал Эдит письмо, в котором предлагал ей руку и сердце. Эдит ответила, что уже помолвлена с братом своей подруги.
Женщин надо либо любить, либо знать.
Толкиен женщин не знал… поэтому потребовал от Эдит, чтобы она разорвала помолвку. К счастью, Эдит его послушалась.
Свадьба была шумной. Невеста была вся в белом, жених — в черном и вдобавок — зеленый. Салат на пиршественном столе оказался несвежим. Зато воспоминания об этом — долгими.
Знаете, иногда мужчине, чтобы доказать, что он мужчина, — требуется вся жизнь. А иной раз достаточно и секунды. Толкиену выпал второй вариант.
22 марта 1916 года он гулял на собственной свадьбе с Эдит Брэтт, а уже 4 июня отправился на фронт — воевать с немцами. Если долго приходится быть трусом, на короткое время можно превратиться в героя.
Рота, в которой Толкиен служил связистом, находилась на передовой всего сутки, но Джону хватило этого на всю жизнь. Солдат послали в бой с полной выкладкой, груженных походной амуницией. Они выглядели неповоротливыми и огромными. Немцы расстреливали их сотнями. Разведка докладывала, что колючая проволока перед немецкими окопами перерезана. На самом деле «колючка» оказалась нетронутой. Солдаты бросались на нее грудью и гибли. Оставшиеся в живых перебирались по их спинам…
От Толкиена требовалось передавать о положении дел в штаб армии.
Но это только теоретически, а практически — передать ничего было нельзя. Все, чему его учили на курсах, оказалось напрасным. Телефонами пользоваться запретили, потому что немцы периодически подключались к их секретной линии, азбукой Морзе тоже, потому что немцы ее перехватывали. Разрешили передавать информацию с почтовыми голубями. Но всех голубей съели еще до наступления, когда начались перепады с поставками провизии…
Странно, что Толкиен остался жив, хотя смерть поздоровалась с ним за руку. Может, на небесах в самом деле была какая-то бухгалтерия?
Его лучший школьный друг Смит погиб от первой же пули, подняв свою роту в атаку, а Толкиен всего лишь заболел «окопной лихорадкой».
Его положили в госпиталь. Белые простыни, чистое белье, нормальная еда — все это было бы похоже на рай, если бы не зудящее ожидание возвращения в строй.
Сразу после выздоровления лейтенанта Толкиена ненадолго отпустили домой на побывку. Начальство Джона узнало, что его жена ждет ребенка.
Накануне возвращения в часть Джон снова неожиданно заболел лихорадкой. Никакие лекарства не помогали. Толкиена положили в госпиталь. Температура не снижалась в течении полугода. За это время можно было сгореть. Но он не сгорел, а выздоровел. Правда, к тому времени война уже кончилась… Была ли это трусость или разумный выбор организма, раздумывать глупо.
По этому поводу Толкиен сморозил: «Быть ниже фронтовых героев — прискорбно. Быть вдали от них — приятно. Второе с лихвой искупает первое».
В ноябре 1917 года у Толкиена родился сын, которого назвали Джоном. Его папаше предложили место в Оксфорде — в команде создателей «нового словаря английского языка»:
Собственно, с этого момента в жизни Толкиена наступает «столбняк» — академическая карьера.
Все, что он делал потом: ругался с женой, пил пиво с друзьями, играл в шахматы, ездил на велосипеде на лекции, принимал экзамены — все это было аккомпанементом к тому, что происходило с ним по ночам, в кабинете… Он изменял жене с Музами. Он сочинял Сказочный Эпос. Это был налет на владения Сатаны и паломничество к Господу: Толкиен оказался кем-то вроде гончей, отбившейся от своры и погнавшей призраки воображения в одиночку… Он начал жить в ином измерении.
СЕКСУАЛЬНАЯ ПРОЗА — «ТУДА И ОБРАТНО»
Когда именно он начал сочинять первого «Хоббита» — еще детского, — сказать невозможно. В рукописи нет никаких дат. Совершенно точно, что это произошло после рождения его четвертого ребенка, дочери Присциллы, — значит, до 1935 года. На чистом экзаменационном листе — это легенда, придуманная самим Толкиеном, — он набросал: «В земле была нора, а в норе жил да был хоббит…» Затем он задал вопрос: «А кто такой хоббит?» И сам же себе ответил. Хоббит — это гибрид человека и кролика, передняя половина латинского homo — человек, плюс задняя половинка английского rabbit — кролик. Так родился хоббит Бильбо Бэггинс (от английского bag — сумка), который в русских переводах превращался то в Торбинса, то в Сумникса.
Это вещи общеизвестные. Гораздо меньше известно то, что Бильбо Бэггинс должен был умереть, потому что его «папа» Толкиен заскучал. Дети профессора, которым он «заговаривал зубы» долгими зимними вечерами, выросли, и нужда в окончании хоббитанской сказки отпала. Он читал лекции, писал научные труды, ругался с женой… Все больше превращался в чудаковатого профессора староанглийского языка. За глаза студенты называли его «профессор без конца», за то, что «док» имел обыкновение не заканчивать обещанные курсы… Сам Толкиен называл себя «Богом, у которого украли субботу…».
Спустя пару лет неоконченная рукопись про хоббита попала к его ученице, которая ее прочла и пересказала своей подруге, работающей в издательстве с пищеварительным названием «А-А» («Аллен & Ануин»)… Та заинтересовалась, хотя, прочитав про говорящих мышей и умничающих драконов, подумала, что профессор, вероятно, сбрендил. Тем не менее она явилась к нему домой, выпросила единственный машинописный экземпляр и куда-то его подевала. Правильно говорят: рукописи не горят. Как правило, они теряются.
Но Толкиену повезло. Его рукопись вскоре нашлась. Издательская рецензентка даже каким-то чудом ее прочла. Но она все равно сомневалась… А вдруг это глупости? Чтение — вроде наркотических грибов. Чтобы проверить себя, она отдала рукопись главному эксперту по детской литературе в издательстве «А-А» — мистеру Райнеру Ануину. Этому эксперту было десять лет, и все его влияние заключалось в том, что он был сыном владельца издательства. За глаза его называли «маленький «а-а».
Так вот, «маленькому «а-а» книга понравилась. Именно ему мы обязаны появлением на свет не только «Хоббита», но и «Властелина Колец».
Можно считать почти чудом, что осенью 1937 года в свет вышел «Хоббит, или Туда и обратно», которого критика приняла благосклонно. Именно тогда Doc Tolk задумал писать нечто грандиозное — не просто продолжение про хоббитов, нет!.. Он задумал создать несуществующий мир, в котором хоббиты (в русском переводе — невысоклики) были бы лишь статистами в ужасной трагедии.
ПОПКОРН И ДРЕВНИЙ ЯЗЫК
Когда воображение изменяет поэту, он становится прозаиком, но когда воображение изменяет сказочнику — он становится сумасшедшим. Сумасшедшим Толкиен был с самого рождения.
Знать больше, чем уметь, — это сказано про Толкиена. Он знал столько бесполезного — около семи мертвых языков, что оно вряд ли могло пригодиться живым. Самое смешное, что Толкиену — пригодилось. Он был кем-то вроде старьевщика в лингвистике, собирал то, от чего другие давно отказались. Например, корни староанглийского языка, на котором перестали говорить лет за пятьсот до его рождения. В результате эти корни дали ростки, которые позже выросли в могучий и красивый язык сказочных эльфов.
Своим сказочным созданиям Толкиен нарисовал карту, где указал землю обитания эльфов. Этого оказалось достаточно, чтобы в их существование поверили.
Кто были прообразы хоббитов? Ясно, что сам Толкиен и его друзья по гимназии и университету — обычные пареньки, попавшие в необычные обстоятельства.
Сэм Гэмджи — верный слуга Фродо (в одном из русских переводов названный Скромби — от слова «скромность») был списан с денщика, прислуживавшего Толкиену во время войны. Главный советчик Дока Тока по жизни — отец Френсис Морган, в толкиеновском мире получил имя мага Гэндальфа. Это имя, как и имена гномов, было взято из исландского эпоса «Старшая Эдда». По-исландски «гэндальф» значит «эльф с волшебным посохом». Внешность у него, как у Моргана, а бас, как у друга Толкиена — профессора Льюиса… Кто еще из главных фигур?
Следопыт — Арагорн… Это фигура — из любимых Толкиеном рыцарских романов. Прообразом паршивца Горлума, прежнего хранителя Кольца, послужил брат Джона Толкиена — Хилари.
А само Кольцо?
Строго говоря, Кольцо Всевластья символизировало влечение ко всему запретному. Фрейд бы сказал, что форма кольца позволяет говорить о чем-то физиологически женском… Это все так. По Толкиену, Кольцо очаровывало, как женщина, соблазняло, как власть, и привлекало, как безнаказанность. В этом и заключалось его проклятие…
Что могло этому противостоять? Только чистота, дружба, любовь — те самые общеизвестные ценности, которым так трудно следовать…
Огонь — адское пламя Ородруина, вырывающееся из бездонной горной расщелины, был страшным символом порочного Эроса, который один мог закалить или погубить страшное Кольцо…
Книга, как предполагалось, не заканчивалась победой хранителей Кольца в битве у стен Мордора. Победа добра вообще не была конечной целью повествования Толкиена. Скорее финалом рассказов о приключениях Фродо должно было стать его забвение… Забвение, которое неизбежно ждет и героев, и поющий им аллилуйю хор. А победа или поражение?.. Они не так уж отличаются друг от друга.
КОРЕНЬ СЧАСТЬЯ
В 1949 году Толкиен завершил работу над эпической поэмой о Кольце Всевластья… Рукопись ждали для внутреннего рецензирования в издательстве «А-А». Однако подозрительному Току вдруг взбрело в голову, что в «А-А» рукопись заспорят: издадут без карт вымышленной страны или предложат сокращения, к которым Док Ток не будет готов. Для верности он заранее обиделся на издателей и решил, что они — его главные враги. Сами «враги» об этом не подозревали. Более того, бывший толкиеновский рецензент — Райнер Ануин — к тому времени стал студентом Толкиена в Оксфорде и настоятельно советовал своему отцу издать эпохальный труд профессора.
На свою беду Док Ток все еще питал «детскую» слабость к священникам. Один из них посоветовал Доку обратиться в издательство «Коллинз», которое хотело приобрести права на первое сочинение Толкиена «Хоббит». «Коллинзы» быстро раскусили, что держат в руках сенсацию, и легкомысленно пообещали профессору, что напечатают ВСЕ его «сказочные» сочинения. Док Ток на радостях написал в «А-А», что рвет с ними всякие отношения, потому что они ничего не понимают в его литературе и могут «скопировать» свое название ему в душу. «А-А» обиделись и сказали Толкиену: «Мерси». Обрадованный профессор тут же написал в «Коллинз», что свободен от прежних моральных обязательств. Но «Коллинзы» сделали вид, что не понимают, о чем он говорит. Старому профессору стало плохо. Он понял, что вляпался во что-то почище, чем «а-а». Настроение из плохого превратилось в ужасное. В порыве отчаяния он написал в «А-А», что ошибался и готов пересмотреть свои отношения с ними.
Издателю Стэнли Ануину он приписал: «Эта книга написана кровью моего сердца…»
Ответ пришел лаконичный: «Поздравляю. Долгие годы были потрачены не зря».
И еще «Аллен энд Ануин» сообщали, что планируют напечатать «Властелина…» в трех томах…
Итак, книга вышла в свет. Теперь оставалось только ждать отзывов критики. Первая рецензия вышла за подписью его друга профессора Льюиса. Оценка была выставлена по однобалльной шкале: «гениально». «Санди таймс» подлила в патоку яду: «В романе полное отсутствие какого-либо религиозного духа и полное отсутствие женщин…»
У книги появились свои хулители и апологеты: Толкиену намекнули, что коллегам по Оксфорду роман не понравился. Однако интерес к книге заметно оживился, когда по радио передали инсценировку сказочной трилогии. «Кольца» неожиданно сделались «чем-то вроде международного бестселлера». Хлынувшие рекой гонорары обогатили 67-летнего «дебютанта».
Голливуд предложил снять по книге мультик. Толкиен отказался. «Орки» шоу-бизнеса возмутились и сняли «мульт» назло «старому хоббиту».
В 1971 году они с Эдит поселились на морском курорте в Бонмуте. В середине ноября у супруги неожиданно обострился давний холецистит, и через несколько дней она скончалась. Эдит ушла от него точно так же, как и его мать, — осенью. Доктор Хоббит остался один.
Окидывая единым взором свое прошлое, доктор Толкиен мог бы сказать, что не смог сочинить такие потрясающие сцены битв, если бы в глубине его души не жила настоящая любовь и настоящая ненависть к противникам его любви.
Дольше Эдит задерживаться на земле не имело смысла.
Он умер через два года. В частной клинике в ночь на воскресенье, когда Бог готовится к отдыху. Ему исполнился восемьдесят один год.
P.S. Но его главный труд — история созданной им земли, богом которой он вообразил себя давным-давно, — труд «Сильмариллион», так и не был закончен. За профессора это сделал его младший сын Кристофер. Только тогда душа профессора успокоилась.
